Какое будущее подарит миру роботизация — 4 сценария

Совсем скоро главным, а, может, и единственным средством выполнения всех наших жизненных задач станут компьютеры.

Многие ученые в этом свято убеждены. Их аргумент прост: прорывы в сфере робототехники и искусственного интеллекта позволит автоматизировать различные виды труда. Беспилотные автомобили заменят водителей такси и грузовиков, программное обеспечение заменит юристов и бухгалтеров. Человечество ударными темпами движется к тому моменту, когда практически всю работу будут выполнять за человека машины.

Растущий последние несколько лет хор ученых мужей и руководителей заставляет поверить в неизбежность такого сценария. Хотя, и для скепсиса остается немало причин. Но даже если и так, на что будет похоже наше автоматизированное будущее? На ад? На рай? Или это будет нечто среднее?

Питер Фрейз поделился своим видением ситуации в книге «Four Futures: Life After Capitalism». Два ада, два рая: он считает, что у людей будут как два способа, чтобы отлично усовершенствовать свою жизнь, так и два способа, чтобы успешными темпами превратить свое существование в ад. Причем, и в том, и в другом случае обязательным атрибутом кардинальных перемен станет полная автоматизация производства. Меняться будет лишь политический или экологический фон, иными словами, кто станет владельцем роботов и как изменение климата повлияет на ресурсы, от которых во многом зависит и производство технологий.

Многие футурологи считают, что автоматизация всех сфер жизни освободит время для того, чтобы человечество посвятило время развитию творческого начала или каких-либо других ремесленных навыков. Фрейз убежден, что технологии вовсе не обязательно будут гарантировать результаты. Скорее всего, они предоставят потенциальные возможности. Сами по себе роботы не приведут нас к сверхразвитию. Даже если и будут полностью автоматизированы все сферы производства, капиталистические отношения и разрушающаяся биосфера все равно никуда не исчезнут, считает Фрейз.

Это очевидно, но на сегодняшний день практически никто не строит никаких прогнозов в отношении будущего автоматизированного производства. И Фрейз впрыскивает катастрофически необходимую дозу реальности. В лучших традициях научной фантастики, его прогнозы выглядят вполне правдоподобно, потому что максимально наглядно показывают все версии нашего настоящего. Это что-то вроде «социальной фантастики», как он сам называет это.

В первом их четырех прогнозов Фрейз восстанавливает исходное значение слова «коммунизм». Для Маркса коммунизм означал не авторитарное однопартийное государство, а идиллию, которая ждет нас после долгого периода социальной и технологической трансформации. В коммунистическом обществе, продуктивном и эгалитарном одновременно, никто не должен работать, чтобы выжить.

«От каждого по способностям, каждому по потребностям» — это известное изречение Маркса.

Фрейз считает, что этот идеал может быть реализован с помощью роботов, работающих на неограниченных чистых источниках энергии, обеспечивающих материальную основу для мира, который уйдет от нефтяной зависимости, дефицита и необходимости работать, чтобы обеспечить существование.

Но технические предпосылки для нового мира не означают, что сам мир волшебным образом материализуется. Это центральный аргумент книги Фрейза: в конце концов, то будущее, к которому мы все стремимся, это вопрос политики, а не технологий. Экономические элиты, безусловно, хотят сохранить свои привилегии, даже если система наемного труда является «абсолютно лишней» для производства.

«Многие влиятельным людям необходимо сохранять свою власть над другими. От этого, знаете ли, зависит их доход, зачастую немалый», — пишет он.

И если этим людям удастся сохранить свое господство и в полностью автоматизированной экономике, мы получим «rentism» — второй вариант будущего по Фрейзу.

Rentism, при котором возможно изобилие, но «методы для производства изобилия монополизированы элитой». Жизнь такой монополии возможна не только за счет самих роботов, но и программного обеспечения, без которого работа робота невозможна по определению. У вас в распоряжении может быть очень сложный робот, но вам все равно нужно будет программное обеспечение, без которого вы не сможете запустить работу основного робота, который будет печь для вас блины или чистить ваш туалет. Это программное обеспечение может быть защищено авторским правом как интеллектуальная собственность. Так что всякий раз, когда вам нужно будет почистить туалет, вам нужно будет заплатить взнос.

А это означает, что вы также будете нуждаться в работе. И работы будет не хватать по одной-простой причине: вся общественно-полезная, общественно-значимая работа будет осуществляться с помощью машин. Иными словами, останется только та работа, которая необходима для поддержания правящего режима. Да, вы можете стать счастливчиком, которому поручат написать программное обеспечение для той или иной машины, либо вам так несказанно повезет и вы станете адвокатом интеллектуальной собственности, либо суровым стражем правопорядка, в задачи которого будет входить защита роботизированной техники от большинства отчаянных людей, которые слишком бедны, чтобы платить за нее.

В общем, rentism – это неполная занятость населения, а если быть точнее, практически полное отсутствие занятости основных слоев населения, а затем стагнация, так как экономике нужны потребители, а безработные потребителями быть не могут по определению.

Как бы неприятно это ни звучало, но rentism — ядро утопии, начало конца, подразумевающее обилие чистой энергии. А что если этот чудесный источник чистой энергии никогда не появится? Что если не будет никакого спасения от дефицита или экологических ужасов меняющегося климата?

Изменение климата часто определялось как кризис для человечества в целом. Но, как объясняет Фрейз, эта апокалиптическая риторика скрывает существенный факт, что изменение климата влияет на различные группы людей по-разному. Те, кто живет в менее уязвимых широтах, или кто может себе позволить спастись от сильной жары и невыносимых погодных условий, окажутся в намного более лучшем положении, чем бедные жители Дакки или Майами или Мальдив. Вопрос не в том, выживет ли человеческая цивилизация – почти наверняка выживет – вопрос в том, «кто переживет перемены».

Богатым слоям населения теперь вообще ничего не надо делать, чтобы избавиться от бедных: последние теперь не нужны в качестве дешевой рабочей силы.

Если мы найдем способ, чтобы выжить, наше общество могло бы походить на «социализм» — третий вариант будущего по Фрейзу. При социализме можно не бояться никаких сокращений. Автоматизация существует, но прорыв, который создает изобилие чистой энергии, нет. Это означает, что мы должны за счет управляемой государством кампании радикально переделать нашу инфраструктуру, наш ландшафт и наши модели потребления. И Фрейз предлагает ряд вариантов по тому, как организовать такое обязательство справедливо и эффективно, через такие механизмы как универсальный базовый доход наряду с планированием рынка. Однако, трудно избавиться от ощущения, что это будущее, такое порядочное и демократическое, окажется довольно скучным по сравнению со своим «коммунистическим» кузеном.

Однако, есть вещи пострашнее скуки. Экстремизм, например. Вот что действительно страшно. Экстремизм робототехники и дефицит социализма минус эгалитаризм. Результатом является нео-феодальный кошмар: богатые отступают в хорошо укрепленные анклавы, где роботы выполняют всю работу, а все остальные остаются снаружи в ловушке в горячем, скучном аду быстро теплеющей планеты.

Большую опасность, создаваемой автоматизацией производства, в контексте иерархии и ограниченных ресурсов, является то, что огромная масса людей станет лишней с точки зрения правящей элиты.

И элита вполне возможно захочет избавиться от этого излишка человечества, в тюрьмах и лагерях беженцев, например. Трудно представить себе более удобный момент для истребления бедных теперь, когда они не нужны вообще, даже в качестве простых рабочих.

Фрейз полагает, что экстремизм – наше наиболее вероятное будущее в случае полной автоматизации всех сфер жизни. И все же Фрейз стремится предостеречь своих читателей, уберечь их от отчаяния.

«Правящий класс убеждает нас в том, что нас ждет неизбежно яркое будущее. Левые успокаивают себя, что будущее будет неизбежно мрачным», — пишет он.

Будущее, ни яркое, ни мрачное. Будущее – это то, каким мы его сделаем. Между соблазнов нигилизма и утопизма лежит политика, с ее ритмами долгой, медленной борьбы перемежающейся случайными социальными взрывами. Это не даст нам острое ощущения способности предсказывать будущее, однако, это единственная сила, способная создать мир, в котором мы хотели бы жить.